Скрипки пошли на взлет.
…Катилина был страшен.
В правой руке он держал меч с полуметровым клинком. Тяжелый, с широким лезвием меч выглядел жутковато. Левая рука, от локтя закованная в железо, заканчивалась стальным крюком. Укрепленная рядом с крюком, заточенным под пробойник, свешивалась тройная цепь. Было неясно, протез это или глухой, закрывающий предплечье и кулак, наруч. Голову Катилины целиком скрывал мощный шлем: крошечные прорези для глаз, низкий гребень на макушке. В шлеме Катилина походил на ящера. Сходство усиливала броня — масса блях из серебристого металла, скрепленных кожаными шнурами.
Казалось, ящер готов вспороть врагу брюхо кривым когтем и, вывалив на песок дымящуюся требуху, начать ее пожирать под шумное одобрение публики.
Марк был практически голым, если не считать набедренной повязки. Форма его шлема рождала в памяти морду жабы. Правую руку, от плеча до запястья, защищала чешуйчатая кольчуга, левую ногу — понож с козырьком выше колена. Вооружение курсанта Тумидуса составлял меч, такой же как у Катилины. Вместо крюка с цепью ему достался большой щит овальной формы.
Записные дуэлянты на клеймах — те, кто выжил, — утверждали, что оружие и доспех, возникая «под шелухой» вне желания бойцов, отражают характеры и темперамент противников во внешнем, реальном мире. Выстраивались сложные зависимости; случалось, писались научные монографии. Впрочем, никто окончательно не доказал правоту этих гипотез. Краем уха Марк слышал о таких предположениях, но ему и в голову бы не пришло сопоставлять норов Катилины с крюком и цепью, а собственный характер — со щитом и высоким поножем.
Сейчас он жалел, что не узнал больше о дуэли на клеймах.
От Пака Марк слышал, что его дядя, легат гвардии Тумидус, выйдя в отставку как частное лицо, имел честь участвовать в такой дуэли. Пак утверждал, что легат убил своего противника. Вряд ли Марк усматривал в поступках дяди и племянника семейное сходство. Тумидус-старший дрался по собственному желанию; Тумидуса-младшего вынудили, не оставив возможности для отказа.
Марк закрылся щитом и стал ждать.
— …алле!
Луций Тумидус тушировал Орлика шамберьером: левая задняя нога в третьем темпе галопа. Конь попался молоденький, нервный. Приходилось ждать, пока он не научится спокойно переносить вмешательство шамберьера. Тогда можно будет заменить туше легкими взмахами, и не на одном месте, а где угодно. Коня доставили на ферму вчера под конкретный заказ: шанжирование, иначе — перемена ног на галопе в воздухе.
За срочность платили вдвое.
Вчера доставили Орлика, а позавчера Луций Тумидус составил завещание, отписав ферму и все свои сбережения внуку. После сеанса с Орликом он ждал другого сеанса — связи с нотариусом, готовым заверить документ. Умирать дед Марка не собирался, но и тянуть с оформлением наследства не стоило.
В отпуск приедет, подумал Луций.
Тогда и скажу.
…цепь ударила в щит.
Прыжком, несмотря на тяжесть доспеха, сократив дистанцию, Катилина взмахнул наручем-протезом. Он метил в голову, стремясь оглушить Марка. Отразив цепь щитом, Марк шагнул вперед, вплотную. Меч его ядовитой гадюкой ринулся в атаку. Выпад, еще один; третий угодил Катилине в бок, разрезав часть шнурков, скреплявших бляхи. Это едва не стоило Марку глаза. Крюк Катилины скрежетнул по шлему; не будь выпуклые глазницы забрала прикрыты железной сеткой, бой мог бы закончиться на этом. Крюк сорвал сетку с правой глазницы. От резкого сотрясения у Марка заболела шея. Казалось, в основание черепа воткнули раскаленную иглу.
Рыча диким зверем, он толкнул противника щитом.
Присев, Катилина полоснул клинком по ногам Марка. Взвизгнул козырек поножа. Ударить второй раз Катилине не дали: убрав щит влево, Марк рукоятью меча изо всех сил громыхнул по шлему противника, рядом с гребнем. Удар оглушил Катилину. Он упал на колени, раскручивая цепь.
На трибунах ликовали рабы.
— Да, — сказал дисциплинар-легат Гракх. — Сейчас буду.
Не вставая из кресла, он помассировал виски. С утра болела голова. Ночью Гракх плохо спал, то и дело просыпаясь. Лежал, глядел в потолок, проваливался в мутную дрему. Такое случалось с ним в период первых «офицерских» инъекций на четвертом курсе. Держа курсантов на постоянном микроконтроле — легатские три десятых процента, — Гракх мучился бессонницей, пока клейма четверокурсников, подстегнутые вакциной, не стабилизировались.
Что-то с вакциной, предположил он. Слишком быстро. Слишком активно. Парней плющит; такое впечатление, что у них постоянный экстрим. Когда-то я чуял проблемы раньше, чем они возникнут. Доктор сказал бы: так дирижер чует оркестр. Сейчас я оглох: какофония, и всё. Мы не телепаты и не эмпаты; мне не уловить мыслей и чувств курсантов. Но конфликты клейм… Проклятье, у всего курса сплошной конфликт! Надо пожаловаться доктору…
И он даст мне снотворное, вздохнул Гракх. Если с вакциной все в порядке, кому какое дело, болит ли голова у начальника училища?
…Марк подпрыгнул.
Прыжок спас его ноги от цепи. В противном случае толстые звенья раздробили бы ему голень. Держа щит на отлете, прежде чем приземлиться на песок, Марк брыкнул, словно жеребенок. Подошвы сандалий угодили Катилине в шлем, опрокинув врага навзничь. Вырвав руку из щитовых ремней, Марк взмахнул щитом, как огромным блюдом.
Край, окованный металлом, пришелся Катилине в шею.
— Хорошо, я задержусь, — сказала Н’доли.
Ей не нравилось изменение задания. Молодая вудуни вообще не любила случайных, незапланированных перемен. Образцы, полученные у красавчика-курсанта, час назад улетели с Тренга на яхте «Жемчужина Гаалы». Стюардесса яхты, стройная пигмейка, назвала пароль, забрала добычу Н’доли — ноготь пришлось удалить, заменив искусственным, — и вернулась на яхту, не прибавив ни слова. Что ж, дочь Папы Лусэро меньше всего собиралась болтать со стюардессой о капризах моды. Билет на «Молнию» ждал ее, билет первого класса. Три дня роскоши, и Н’доли вернется на Китту.