Именно это — преступное замалчивание фактов и предательство интересов Помпилии — было вменено в вину гард-легату Тумидусу. Помпилианцы-коммутанты, входившие в состав коллантов, после выходов в «большое тело» теряли способность клеймить людей, превращая их в рабов! Ментальное клеймо — плод эволюции, основа самого существования Помпилии, — перерождалось в рудимент. Теперь оно годилось лишь для объединения участников в колланта — и больше ни на что!
Разве мог помпилианец не заметить утрату собственной сути?! Ощутив роковые изменения, всякий истинный гражданин Великой Помпилии обязан был немедленно доложить, уведомить, предупредить…
Почему вы не сделали этого, гард-легат Тумидус?
Почему вы не сделали этого, манипулярий Лентулл?
Почему вы не сделали этого, обер-центурион Аттиан?
Почему вы не сделали этого, гражданин Спурий?
Почему вы не сделали этого, госпожа Руф?
Государственная измена. Предательство интересов империи. Хуже того, предательство своей расы! Потеря расовой идентичности на психофизиологическом уровне. Помпилианец, лишенный клейма, больше не помпилианец. Обезрабленный помпилианец умирает. Почему вы до сих пор живы, легат Тумидус?!
Головной офис «Грядущего» сожгли возмущенные граждане. Октуберан всегда был легок на расправу. Близилась очередь предателей. По этому поводу состоялась парочка факельных манифестаций, внушительных и многолюдных.
Прокуратор-обвинитель настаивал на смертной казни; все шло к расстрелу. Кто из владык Помпилии вмешался в судебный процесс, настояв на смягчении приговора, осталось тайной. Лишение титулов, званий, наград и привилегий. Лишение гражданства. Лишение расового статуса. Лишение земельных владений и иной недвижимости. Пожизненная высылка за пределы империи, с запретом посещения планет, принадлежащих Великой Помпилии либо находящихся под ее протекторатом.
Говорят, бывший гард-легат Тумидус продолжил работу в антическом центре «Грядущее», в филиале на Китте. Нашлись и другие предатели-ренегаты. К счастью, их оказалась горстка. Лучезарная мечта Помпилии — собственные антисы — сгорела дотла, разлетевшись хлопьями серого горького пепла. Вместе с ней сгорела мечта остальных рас Ойкумены, но это заботило помпилианцев в последнюю очередь. Если не нам, то никому!
Впрочем, сгорела ли мечта?
Сейчас, по прошествии семи лет, коллантов было все еще ничтожно мало. Собирать их оказалось сложно, дорого, зачастую — болезненно. И все же, все же…
Число коллантов в Ойкумене росло.
На «телегу», как называли в училище регулярный рейсовый аэробус «Пушта−Тангамак−Сколарис», никто не пришел. Большинство курсантов вернулись в лагерь из увольнительной за полночь. Марк, ранняя пташка, ничуть не жалел, что лишил себя возможности урвать часок-другой сна. Счастливо улыбаясь во весь рот, он ткнул пальцем в сканер турникета. Училище оплачивало транспорт для будущих либурнариев и преподавательского состава. База отпечатков пальцев была доступна местной гильдии перевозчиков, заменяя предъявленный билет. Исключение составляли частные такси. Бомбилы упрямо требовали наличные, а палец предлагали засунуть куда поглубже. Прилетев на стоянку, Марк хотел рассчитаться с водителем, но выяснилось, что Н’доли заранее оплатила полет. Ограничившись щедрыми чаевыми, Марк подумал: не обидеться ли?
Еще никогда женщины не платили за него.
Он встал у закрытого бронированными жалюзи киоска — днем здесь торговали лапшой с креветками и супом, острым как бритва, — прислонился спиной к раздаточному подоконнику и зажмурился. Марк вспоминал Н’доли. Возбуждение снова охватило его. Умея подчиняться, вудуни умела приказывать. Чередуя одно с другим, она показалась Марку лучшей любовницей в мире. Нельзя сказать, что у Тумидуса-младшего был большой опыт. Конопатая Мирна, дочка конюха, — рыжая кошка затащила Марка на сеновал дедовой фермы, где наскоро обучила азам «перепихона», как Мирна называла любовь во всех ее видах. Две-три чистенькие шлюшки, обслуживающие курсантов. Ну, еще та туристочка, в белом платьице, с кисточками на ушах…
Все они и в сравнение не шли с Н’доли.
— Господин Тумидус?
Марк открыл глаза. Напротив стоял Катилина. Тоже нашел себе подружку до утра, решил Марк. Молчание затягивалось, напряжение между курсантами росло: вот-вот заискрит. Сменив позу на случай нападения, Марк пригляделся к Катилине. Выражение лица, осанка, поза… Обращение «господин Тумидус». Другой, непривычный, до мозга костей чужой Катилина кусал губы и размышлял.
Казалось, он заранее продумал разговор и сейчас собирается с духом.
— Я оскорблен, господин Тумидус. Я требую удовлетворения.
— Что? — глупо переспросил Марк.
В крови зажегся огонь. Пламя быстро распространилось по телу, волной ударило в голову. Руки задрожали, впрочем дрожь быстро унялась. Тело горело, зато в груди с уверенностью метронома билась подтаявшая ледышка.
Марк вспомнил отца. Строгого, чопорного отца. Персонал дрожал от страха, когда главный инженер объезжал станции с проверкой. Человек слова, отец не написал сыну ни строчки, не сделал ни единого вызова по гиперсвязи после того, как Марк, вопреки отцовской воле, связал свою жизнь с военно-космическим флотом.
Марк вспомнил деда. Дед не сразу стал клоуном. Цирковую специализацию Луций Тит Тумидус, руководитель группы наездников, сменил после перелома ноги: третьего, открытого со смещением. Конное шоу «Оракул» — джигитовка плюс акробатика — восхищало зрителей смертельно опасным риском. Возраст, сказал дед, выезжая из лазарета на антиграв-коляске. Проклятый возраст. Все ожидали, что он перейдет в администрацию, но дед быстро восстановил форму. Все ждали, что он опять возглавит свою конную группу, но пришло известие о тяжелой болезни бабушки — и дед внезапно бросил джигитовку, став коверным.