Волчонок - Страница 23

К оглавлению

23

— Почему она улыбается, деда?

Дедовы пальцы сжимаются сильнее. Не пальцы — клещи. Марку больно. Я не буду плакать, думает он. Я не стану злиться. Я улыбнусь. Почему? Потому что дед, и Пак, и девочка, и мама девочки — вон она, у конюшни. Вредина Помпей тоже ухмылялся, хотя у него был разбит нос. Слушал выговор воспитательницы Цецилии и ухмылялся…

— Она улыбается, потому что на нее смотрят!

— Ура! — завопил Пак.

И сделал стойку на руках.

У карлика было чудесное настроение. Вчера, в пивном клубе, какой-то долговязый красавчик — явно приезжий — обозвал Пака лягушкой. И прибавил, что честная девушка удавится, а не ляжет под такую образину. Рядом с долговязым стояла честная девушка — из местных — и хихикала. На днях они с Паком весело провели время. Пак тоже захихикал, ухватил дылду за мотню и с презрением фыркнул. Дылда ударил с левой, потом с правой. Это была его ошибка. Пак здорово повеселился. Мало кто знает, сколько радости можно получить от неуклюжего дылды, двух кружек пива, полных до краев, одной метлы из ореховых прутьев и фартука честной девушки, одолженного на пять минут.

Пак знал.

Вернувшись на ферму, он рассказал о потехе деду Марка, а позже — самому Марку, из приличия опустив ряд деталей. Для этого карлик разбудил Марка глухой ночью, что строжайше воспрещалось. Они сидели на балконе третьего этажа — Марк на табурете, Пак, по обыкновению, на перилах — и зажимали себе рот ладонями, чтобы хохотом не разбудить весь дом.

Все равно разбудили, чего там.

* * *

— Улыбайся! — часто с тех пор повторял дед.

Это звучало как приказ.

— Скаль зубы, волчонок! Врагов это бесит.

И дед закуривал трубочку.

— А друзей? — рискнул однажды спросить Марк. — Друзей, дедушка?

— Друзей? — Дед размышлял в облаке дыма. — Друзей радует.

— Тогда почему ты не говоришь мне об этом?

— О чем?

— О друзьях. О том, что моя улыбка их радует. Все о врагах и врагах…

Дед хлопал внука по плечу:

— О друзьях, парень, ты должен все узнать сам. Тут я тебе не подмога.

Глава третья
Дуэль, или В вопросах чести нет компромиссов

I

— Спасибо, добрый барин!

— Бармен, — поправил Родни.

— Трижды спасибо, добрый бармен! Ты не забыл сюда плюнуть?

— Плюнуть?!

У Родни от изумления отвалилась челюсть. Набычившись, он уставился на болтливое недоразумение, сморщенное, как сушеная фига. Перед Родни на стойке внаглую разлегся карлик-вудун. Формально карлик восседал на высоченном табурете, чья ножка была вывинчена до упора. При этом большая часть карлика оккупировала стойку, а длиннющая, похожая на обезьянью лапу, рука свесилась на другую сторону, в опасной близости от Родни, а главное — от батареи разномастных бутылок.

За шаловливой лапкой требовался глаз да глаз.

— Скверно жить без дырки в заднице, — философски заметил карлик, поправляя темные очки. — Еще хуже иметь дырку в голове. О добрый бармен, неужели ты забыл, как делается «Чики-Чака»?

С проворством лисы карлик сунул нос в бокал, где бурлила зловещая серо-багровая смесь, и шумно вдохнул, раздувая ноздри. Родни готов был поклясться, что часть коктейля проходимец всосал носом.

— Мне жаль тебя, добрый бармен! В твоей голове живут осы бже-дже! Их личинки выжрали твои мозги… Да будет тебе известно, что в «Чики-Чаку» идет вытяжка из коры дерева лимбали, черный ром «Барон Суббота», щепоть сушеного лотоса, настойка на печени гиены мбола-мбола, не знавшей самца…

— Ром и лотос там есть! — возмутился Родни.

Карлик отмахнулся от его жалких оправданий:

— …бренди из бузины и сок манго. И еще туда надо плюнуть! Смачный плевок — вот залог вкуса «Чики-Чаки»!

— Ну, — сдался Родни, — если вы так настаиваете…

— Настаивать надо печень гиены! На водке. А раз печени нет, плевать уже бесполезно. — В пронзительном голосе карлика звучала вселенская скорбь. — Пей это сам, добрый бармен. А мне дай рома. Черного рома, чтобы залить тоску Папы Лусэро. Никто в Ойкумене не умеет готовить «Чики-Чаку»! Даже ты, друг мой… Что ты суешь мне стакан! Бутылку давай!

Ухватив за горлышко литровую бутыль «Барона Субботы», карлик слизнем — казалось, он утратил все кости — сполз с табурета. Марк готов был биться об заклад, что вудун растечется по полу. Судя по всему, карлик успел набраться под завязку. Но, против ожидания, знаток экзотических коктейлей встал на ноги и потопал к своему столику «противоторпедным зигзагом». Налетая на чужие столы и стулья, карлик ругался:

— Чего расселся на дороге? А ну, убирайся!

«Да он слепой! — дошло до Марка. — Вот Родни и терпит его выходки. Рука на калеку не поднимается. А он, скотина, пользуется…»

В жизни Марка Кая Тумидуса уже был карлик — душа скандалов, фитиль потасовок, весельчак и хулиган. Но если акробат Пак, друг деда, был гориллой, способной пересчитать зубы толпе забияк, возомнивших о себе, то слепец, тощий и вертлявый, напоминал наглую макаку.

«Прибьют ведь дурака…»

Добравшись до места назначения, карлик выдернул зубами корковую пробку и нахлюпал себе рома. Минутой позже к дебоширу присоединилась пара девиц в боевой раскраске. Птица и змея — ядовито-розовый плащ первой, сшитый из синтетических перьев, чудесно гармонировал с шелестящей «чешуей» подруги. Птица щебетала без умолку; змея была глухонемой, объясняясь на языке жестов. Как для Марка, змея вполне могла скрасить увольнение будущему офицеру. Но тот факт, что она польстилась на пьяницу-калеку, ронял девицу в глазах курсанта ниже плинтуса.

23